Автогид по новостям мира авто

Для предстоящего выходного дня объектом посещения было выбрано озеро Казеной-Ам, расположенное в горной части Чечни, на расстоянии 100 километров от города Грозный. Ключевые этапы маршрута поездки следующие: Грозный—Аргун—Шали—Сержень—Юрт—Ведено—Казеной-Ам.

Автомобиль Citroen Aircross, 2012 года, с двухлитровым двигателем мощностью 150 л.с.

Выехали из Грозного в 9 часов утра, быстро проехали Аргун и подъехали к Шали, расположенному в 35 км от Грозного.

Не знаю, как оно было раньше, но в последние 200 лет Шали всегда играли очень важную роль во всех процессах, происходящих в Чечне. Во времена Кавказской войны 19 века Шали являлись сборным пунктом для войск имама Шамиля, он сам часто останавливался в селе.

Для русских войск, воюющих на Кавказе, Шали также был очень значимым — отсюда прорубались просеки для продвижения царских войск в горную Чечню, к Ведено, резиденции имама.

В перипетиях суровых времен Шали несколько раз полностью уничтожалось, но всегда восстанавливалось возвратившимися жителями.

Довольно значительную роль Шали играл и в последних чеченских кампаниях.

В числе прочего, Шали примечателен еще и тем, что до 1990 года являлся самым крупным селом в СССР. Этот статус, как понятно, был утерян после того, как населенный пункт стал из села городом.

Сержень-Юрт, село в 12 км от Шали, чрезвычайно живописно. Оно расположено в древней долине реки Хулхулау, на его правом берегу. Прекрасный климат Сержень-Юрта, красивые виды и горный воздух этого места обусловили то, что в советские времена село являлось центром детского отдыха в Республике. Здесь было много пионерских лагерей, баз и домов отдыха.

Кроме сказанного, большую известность Сержень-Юрту принесло и то, что именно здесь наиболее полно сохранились археологические памятники, распространенной на Кавказе в период с 13 по 3 века до нашей эры кобанской культуры бронзового и железного веков. Собственно, в Сержень-Юрте археологи находят артефакты харачоевского типа, относящегося к восточному ареалу распространения кобанской культуры. Раскопки в Сержень-Юрте активно велись с 50-х годов и вплоть до развала СССР. В ходе последних было установлено, что в первом тысячелетии до нашей эры на месте села было крупное поселение, с развитой металлургией, гончарным производством и мощеными дорогами.

Насколько мне известно, основные раскопки велись на территории двух городищ, раскопанных в селе.

После Сержень-Юрта проехали еще несколько сел, в том числе районный центр — село Ведено.

Последним селом перед горным серпантином на Казеной-Ам является Харачой. Село очень маленькое, расположено вдоль той же горной реки Хулхулау, но оно известно каждому жителю Чечни как родина знаменитого абрека Зелимхана, человека трагической судьбы и беспримерного мужества, этакого кавказского Робин Гуда начала 20-го века.

В нашей огромной стране много разных народов, у всех свои герои, и, наверное, не всем будет интересна судьба Зелимхана. Поэтому знакомить форумчан с его биографией не вижу смысла.

Для тех же, кого заинтересовал этот персонаж, ниже привожу письмо-прощение Зе­лимхана, которое 15 января 1909 года он направил на имя председателя III Государственной Думы Н.А. Хомякова. Письмо выделено курсивом, и оно даст представление интересующемуся об этом человеке.

ПРОШЕНИЕ ЗЕЛИМХАНА НА ИМЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

Его Высокопревосходительству,

Господину Председателю Государственной думы Чеченского абрека Зелимхана Гушмазукаева

Прошение

Так как в настоящее время в Государственной ду­ме идет запрос о грабежах и разбоях на Кавказе, то депутатам небезынтересно будет познакомиться с причинами, заставившими меня, одного из самых из­вестных абреков Терской и Дагестанской областей, сделаться абреком.

Все рассказывать не стоит — это займет слишком много вашего драгоценного времени. Я ограничусь, как сказал, указанием обстоятельств, при которых я ушел в абреки, и, кроме того, расскажу о двух своих наиболее крупных преступлениях: первое — убийство подполковника Добровольского, старшего помощника начальника грозненского округа, в 1906 году и вто­рое — убийство полковника Галаева, начальника Ве­денского округа, летом минувшего 1908 года.

Чтобы г. депутаты имели хоть какое-нибудь представление о драме моей жизни, я должен упомянутъ в коротких словах о месте моего рождений и о своей семье. Родом я из чеченского селения Харачой, Веденского округа, Терской области, В то время, о ко­тором идет рассказ (1901 г.), семья наша состояла из старика-отца, меня и двух братьев, из которых один был уже взрослый юноша, а другой совсем еще ре­бенок; кроме того, был у нас еще и столетний дед. Жили мы богато.Все, что бывает у зажиточного горца, мы имели: крупный и мелкий рогатый скот, несколько лошадей, мельницу, правда, татарскую, но все же она нам да­вала приличный доход, и имели мы еще богатейшую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев. Добра своего было достаточно, чужого мы не искали. Но случилось несчастье. Произошла у нас ссора с од­носельчанами из-за невесты моего брата. В драке был убит мой родственник.

Теперь надо отомстить кровникам за смерть род­ственника, выполнить святую для каждого чеченца обязанность. Зная хорошо, что по русским законам кровомщение не допускается и меня за убийство чело­века, хотя бы кровника, будут судить со всей стро­гостью законов, я совершил акт кровомщения втайне, ночью, накануне рамазана месяца, и без соучастников. Все в ауле вздохнули свободно,— канлы должны были окончиться, и между сторонами состояться полное при­мирение. Но стали производить дознание. Начальник участка капитан X., ныне благополучно управляющий одним из округов Терской области, показал, что он застал нашего врага живым и последний будто бы указал, как на виновников своей смерти, на меня, на моего отца и двух братьев.

Таким образом, было найдено юридическое осно­вание для того, чтобы нас обвинить. Суд нас четверых присудил в арестантское отделение. На запрос пала­ты, каким образом покойный ночью мог узнать, кто в него стрелял, тот же начальник участка X. ответил, что была светлая, лунная ночь и лица были хорошо замечены умершим. Это была со стороны X. явная ложь и пристрастное отношение к делу. Во-первых, как всему народу, ему было известно, что мой отец и два двоюродных брата ни в чем не виноваты, а во-вторых, накануне рамазана месяца луна не светит. Люди говорят, что ему дали взятку наши враги, и я вполне этому верю.

Один из моих братьев умер в тюрьме, а другой умер впоследствии в ссылке. Я бежал из грозненской тюрьмы с единственной целью отомстить виновнику всех несчастий нашей семьи, капитану X., но он на­шелся. Узнав о том, что я на свободе, он прислал ко мне человека, который сказал, что капитан X. созна­ет свою ошибку, очень раскаивается и просит у меня прощения и кроме того обещает меня не преследо­вать никогда. Я поверил его раскаянию и простил ему. Из последующей деятельности этого человека выяс­нилось, что он очень далек от раскаяния и просто пе­рехитрил меня, перейдя на службу в другое место. Таким образом, из мирного жителя селения Харачой я превратился в абрека Зелимхана из Харачоя, но не такого еще знаменитого, как сейчас.Теперь я вам, ваше превосходительство, расскажу, за что я убил подполковника Добровольского. В то время Добровольский был старшим помощником на­чальника Веденского округа и жил постоянно в Ве­дено.

Естественно, на нем лежала обязанность меня пре­следовать; но как он это делал!

Прежде всего ставил в Харачое экзекуции, затем всячески давил моих родственников и лиц, имевших, по его мнению, или вернее, по мнению доносивших, какое-нибудь отношение ко мне. Мой старый отец, уже вернувшийся домой, отбыв свой срок наказания, и, в особенности, брат — самый тихий и добродушный из харачоевцев,— подверглись со стороны Добро­вольского всевозможным гонениям, аресту на продол­жительное время под тем или иным предлогом, штра­фам и пр. и пр. мелочам, пересказать которые я сей­час не сумею, но которые, тем не менее, жизнь делают тягостною, а иногда и невыносимою. Я ходил на сво­боде, и никто меня не беспокоил — ни казачьи ре­зервы, ни милиционеры. Наконец, случилось крупное столкновение и вот по какому случаю

 Добровольский ехал из Ведено в Грозный, а мой брат Солтамурад ему навстречу. Подполковник остановил тройку и при­казал переводчику брата обыскать и отобрать у не­го оружие. На большой дороге не было до тех пор принято останавливать и обыскивать проезжающих. Очевидно, для Солтамурада сделали исключение. Брат сказал, что оружие его азиатского образца и выдать его он не может, так как повсюду его преследуют кровники. Добровольский привстал на тройке с вин­товкой в руке. Солтамурад ударил по лошади и уска­кал, начальник пустил ему вдогонку несколько пуль, не знаю, с какой целью — напугать или попасть в не­го.

Приехав в Грозный, Добровольский пожаловался начальнику округа, что брат Зелимхана оказал ему вооруженное сопротивление и т. д. Разумеется, при этом умолчал о том, что сам он стрелял в моего бра­та. Солтамурад, боявшись жить дома, скрылся и по моему совету вступил с Добровольским в переговоры через некоторых лиц, обещаясь выдать оружие и кро­ме того уплатить штраф в том размере, который укажет Добровольский, однако с тем условием, чтобы Солтамурад остался жить дома. Но Добровольский и слышать не хотел ни о чем, грозил сгноить брата з тюрьме, повесить, а по моему адресу разразился скверными словами. Тогда мой брат ушел из дома и стал бродить один по горам, боясь присоединением ко мне навсегда опорочить себя и тем лишиться воз­можности вернуться к мирной жизни. А скитаясь один, он надеялся на то, что либо начальник смило­стивится, либо на его место назначат другого, более доброго. Но надеждам брата не суждено было осу­ществиться,— его поймали в Дагестанской области (при этом он не оказал ни малейшего сопротивления) и посадили в Петровскую тюрьму. Там он пробыл около года и бежал прямо ко мне. С этого момента он сделался уже настоящим абреком. Отец мой еще раньше брата присоединился ко мне, предпочитая жизнь абрека тюремному заключению, которое дол­жно было длиться до тех пор, пока меня не убьют или не поймают. За то, что он заставил сделаться абреком моего отца и брата, обругал меня скверными слова ми, Добровольский поплатился своей жизнью. Далее я вам расскажу, ваше превосходительство, за что я убил полковника Галаева. Вскоре после смерти Доб­ровольского Веденский округ был объявлен самостоя­тельным в административном отношении, и нам при­слали начальника округа, именно Галаева. Этот ока­зался человек деятельный и энергичный, он сразу выслал из Веденского округа 500 человек, якобы за во­ровство, которые вернулись все уже в качестве абре­ков и наводнили весь Веденский округ. Но потом полковнику пришлось объявить им всеобщую амни­стию, и они вернулись в свои дома, стали заниматься тем, что делали раньше до появления Галаева. Впро­чем, это к делу не относится, а я это сказал, как факт, характеризующий этого администратора. Меры его, направленные против меня, а также против отца и брата, выражались в том, что он приблизил к себе на­шего противника Элсанова из Харачоя и стал по его указанию сажать в тюрьму и высылать наших род­ственников и друзей, а иногда лиц, совершенно не имевших к нам никакого отношения. Я ему предлагал письменно оставить всех этих ни в чем не повинных лиц в покое, а преследовать меня всеми способами, какие он может изобрести: полицией, подкупом, от­равлением, чем только он хочет. Но Галаев находил самым правильным избранный им путь поимки меня с товарищами. Очевидно, борьба с мирными людьми гораздо легче, чем с абреками. Некоторые сосланные им лица находятся в северных губерниях России. Быть может, они и умерли. Между ними, например, два моих двоюродных брата по женской линии и два зятя тоже из другой фамилии, чем я. Затем посажен­ные Галаевым в тюрьму до сих пор еще сидят там.

Хозяйства как сосланных, так и заключенных совер­шенно разорились, жены и дети их живут подаянием добрых людей да тем, что я иногда уделю им из свое­го добра после удачного набега.

Окончательно убедившись, что Галаев твердо дер­жится своей системы, что он будет ссылать и аресто­вывать все новые и новые лица и что разоренные се­мейства станут молить бога о моей гибели, я решил с ним покончить. Решение свое я выполнил летом истекшего 1908 года.

Все, что изложено в этом прошении, безусловно — правда, ибо я стою вне зависимости от кого бы и от чего бы то ни было, и лгать мне нет никакой нужды. Голова моя, как говорят, оценена в 8 тысяч рублей, конечно, деньги эти собраны с населения. Отец и брат мой убиты чеченцами во время пленения мной овце­вода Мссяцева 31 августа 1908 года, и теперь я оди­ноко скитаюсь по горам и лесам, ожидая с часа на час возмездия за сяои и чужие грехи. Я знаю, дело мое кончено, вернуться к мирной жизни мне невоз­можно, пощады и милости тоже я не жду ни от кого. Но для меня было бы большим нравственным удовле­творением, если бы народные представители знали, что я не родился абреком, не родились ими также мой отец и брат и другие товарищи.

Большинство из них избирают такую долю вслед­ствие несправедливого отношения властей или под влиянием какой-нибудь иной обиды или несчастного стечения обстоятельств. Раз кто стал на этот путь, то он подвигается по нему все глубже в дебри, откуда нет возврата, ибо, спасаясь от преследователей, прихо­дится убивать, а чтобы кормиться и одеваться, прихо­дится грабить. А в особенности тому, кто должен под­держивать семейства, отцы которых в ссылке или в заключении.

Все изложенное покорнейше прошу, ваше превос­ходительство, довести до 'сведения Думы. Если же вы не найдете возможным, чтобы мое прошение было предметом внимания народных представителей, то покорнейше прошу вас отдать его в какой-нибудь ор­ган печати, быть может, найдутся такие, которые по­желают его напечатать. К сему прилагаю свою имен­ную печать и казенную печать Андреевского сельско­го правления Хасав-юртовского округа. Администра­ция Терской и Дагестанской областей знает, что вся­кое письмо, снабженное этими знаками, идет от меня.

Зелимхан Гушмазукаев,
15 января 1909 г. Терская обл,

В связи с Зелимханом, стоит упомянуть еще один любопытный момент. Я слышал рассказ о том, что в 1910 году, на Военно-грузинской дороге, подкарауливая в засаде князя Андронникова, Зелимхан по ошибке поймал Федора Ивановича Шаляпина. В доказательство того, что он певец, Шаляпин исполнил песню «Хасбулат удалой». Рассказывают, что, слушая песню, Зелимхан прослезился и взял с великого певца обещание никому об этом не рассказывать. Шаляпин сдержал слово, и до смерти абрека не история не получила известности.

Серпантин, как удав, обвивающий гору и поднимающийся к озеру, имеет протяженность около 20 км. Дорога эта постоянно ремонтируется, и, хотя на ней случаются частые обвалы, содержится в хорошем состоянии: достаточно укатанная щебенка, шириной, как показалось, 10-12 метров, без чрезвычайно крутых подъмов. Доехать до озера можно на любом автомобиле.

Собственно само озеро Казеной Ам расположено на одном из склонов Андийского хребта, на высоте 1 900 метров над уровнем моря. Когда впервые видишь воды озера, спускаясь к нему по серпантину, от красоты его бирюзовой воды, натурально, захватывает дух.

Само озеро является самым крупным высокогорным озером Северного Кавказа, поверхность ок. 2 км, глубина ок.70 метров. Вода даже в самую жару очень холодная — забежать в нее и нырнуть можно, но поплавать долго, у меня лично, не получалось ни разу.

В этот раз даже и один раз бы не рискнул нырнуть — вода еще не прогрелась до своих максимальных 17 градусов, да и погода к этому не располагала.

По поводу возникновения озера в народе есть такое объяснение: в прошлом жители села, расположенного в месте озера, не пустили в дом гостя. Как наказание за этот очень значительный на Кавказе грех, все село провалилось, место провала заполнилось позже водой, образовав бездонное озеро.

По поводу дна ничего утверждать не берусь, может, его и в самом деле нет, но точно, еще с 80-х годов прошлого века, помню другое: во времена СССР на этом озере располагалась база сборной страны по гребле.

Для любителей рыбалки Казеной-Ам интересен тем, что в нем обитает эндемичный подвид форели, отдельные экземпляры которой могут достигать веса 5 кг.

Полюбовавшись видами озера, помочив в нем руки и ноги, мы поехали осматривать разрушенные временем и войнами остатки старых родовых чеченских башен. В месте, прилегающем к озеру, строений подобного рода довольно много, но, к большому моему сожаленью, целых практически нет.

Эти строения, в общем виде, представляют собой каменные жилые и боевые башни, построенные из беловатого известняка. В строениях, расположенных поблизости от Казеной-Ам, для скрепления камней раствор вовсе не использовался. По моему дилетантскому мнению, они относятся к 16-17 веку.

Один из образцов такого поселения представлен на фото.